classniy.ru

Помните знаменитое высказывание Бернарда Шоу: «газета — это печатный орган, не видящий разницы между падением велосипеда и крушением цивилизации»? Но то о газетах, с ними давно всё понятно, а что же мы? Представьте себе, что завтра вам покажут газетную статью, описывающую жуткий пожар. Как думаете, вы больше расстроитесь, если прочтёте, что в этом пожаре погибло 10 000 или 5 человек?

В общем-то, вывод напрашивается весьма стандартный: понимать истинную трагедию массовых смертей (которых сегодня происходит немало — неважно, от убийств, несчастных случаев или катастроф) — признак того, что мы действительно эволюционировали и научились понимать реальность несколько иначе, чем это делали наши простодушные животные предки. Впрочем, об их опыте нам тоже не стоит забывать и периодически включать свой «старый мозг», чтобы понимать: трагедия в соседнем доме заслуживает внимания не меньше, чем «кровавый экшн», которым нас ежедневно заботливо снабжает телевидение. Да, не меньше, хотя с каждым днём вся эта история кажется всё более запутанной.

Осознав трагедию «старшего мозга», Данн и Эштон-Джеймс решили «перевести» массовую гибель людей на язык, доступный нашей неграмотной древней системе мышления. Для этого они провели ещё один эксперимент, в рамках которого людям не рассказывали о количестве жертв, а показывали фотографии мертвых. Точнее участников опять разделили: часть из них так же читала про гибель 15 или 500 человек, а другие видели реальные фотографии всех погибших людей (вообще-то это были живые люди, замаскированные под мёртвых, но участникам эксперимента эти фото преподносились как подлинные). Глядя на реальные картины смерти сотен людей и просто получая информацию о смерти, люди реагировали по-разному. В группе, в которой демонстрировали изображения, от «эмоциональной безграмотности» не осталось и следа. Знакомство с фотографиями 500 умерших людей сделало участников гораздо подавленее, чем после просмотра фото 15-ти погибших. Что-что, а визуальную информацию старый мозг до сих пор отлично умеет обрабатывать.

Приведённый сейчас сценарий вовлекает людей в так называемое аффективное прогнозирование — предположение относительно собственных эмоций в той или иной будущей ситуации. Мы ожидаем, что слух о смерти десятков тысяч опечалит нас сильнее, чем известие о смерти нескольких человек.

Но на самом деле происходит совсем другое. Достаточно вспомнить недавние события во Франции, когда смерть 12-ти журналистов из Charlie Hebdo вызвала настоящую панику в Европе, а точки зрения на это событие  разделились на полярные: одни говорили о том, как «весь цивилизованный мир потрясён», другие поднимали вопрос о «двойных стандартах доброты» мирового сообщества и активно припоминали десятки случаев с сотнями и тысячами жертв, до которых мировому сообществу не было дела. Но нет смысла говорить об этической стороне вопроса, здесь вот что интересно: почему мы, такие сердобольные в своих прогнозах, на деле не различаем 12 и 12 000.

Это исследование отлично иллюстрирует анекдотическое наблюдение, что наши эмоции предпочитают игнорировать числовую информацию. В известной цитате, ошибочно приписываемой Иосифу Сталину, звучит такая мысль: «Смерть одного человека — это трагедия, смерть миллионов — статистика». Но и без этого есть масса примеров того, что слух о небольшом количестве страдающих людей оказывает более мощное воздействие на человека, чем масштабные трагедии.

Впрочем, этот вопрос волнует и учёных. Так, чтобы проверить соответствие прогнозов, которые делают люди относительно своих чувств, и реальности, социальные психологи Элизабет У. Данн и Клер Эштон-Джеймс провели интересное исследование. Участников разделили на две группы. Представителям первой группы дали короткие анонсы больших газетных статей, в которых были разные данные: где-то говорилось о страшной трагедии, в которой жертвами оказались 5 человек, в других анонсах речь шла о 10 000 погибших. После этого «синоптиков» спросили о том, как они оценили бы своё расстройство по шкале от одного до девяти баллов от полученных известий. Предсказуемо, что люди, узнавшие о нескольких тысячах жертв, предположили более печальную реакцию, чем те, у которых оказались в руках анонсы с перечислением нескольких погибших.

Если учитывать эти сведения, то одним из объяснений результатов исследования Данн и Эштон-Джеймс может оказаться использование разных частей мозга при прогнозировании (здесь включается рациональная система) и описании текущих чувств (за них, как вы помните, отвечает «старый мозг»). Когда мы спрашиваем свой мозг о прогнозе, он начинает разумно думать, что больше мёртвых людей должны вызвать большую печаль, если можно так выразиться (он ведь быстренько посчитал, сравнил, прикинул). Но в этих своих рациональных расчётах «новый мозг» упускает особенности работы своего старшего собрата, в котором нет ни критики, ни способности произвести расчёты и понять, что 10 000 и 5 — это совсем не одно и то же.

Наши умы настроены на фиксирование изменений и сжатие информации до определённых моделей, когда это возможно. Было бы трудно создать конкретный образ, скажем, страдания тысяч людей — на основе самых разных фотографий. Люди провели большую часть нашей эволюционной истории в небольших группах численностью около двухсот человек, где существовало определённое ограничение на количество постоянных социальных связей, которые человек может поддерживать, так называемое Число Данбара. Мы просто не были настроены на то, чтобы сопереживать тысячам людей, не говоря уже о миллионах или миллиардах. В то же время благодаря нашему рациональному мышлению мы знаем, даже если мы не можем чувствовать,что меньшее число пострадавших предпочтительнее большего.

Но в связи с этим остаётся последний вопрос: а есть ли количественная граница, своеобразный ценностный предел, за которым мы просто перестаём эмоционально реагировать на известия о смерти? Исследование профессоров Данн и Эштон-Джеймс показало, что для человека есть качественная разница между знакомством с 15-ю трагичными фотографиями и пятью сотнями таких же. А что насчёт сравнения 9000 фотографий с 90 000 ужасных картин? Учёный-когнитивист Джим Девис уверен, что такое сравнение вряд ли вызовет у человека какие-то эмоции. Он сравнивает человеческий мозг со своеобразным детектором, который нацелен на отслеживание общей картины. Представьте, говорит он, что вы начали рисовать мелкие точки на большой стене: в конечном счёте вы перестанете видеть отдельные точки и перед вами предстанет не стена с точками, а стена с узорчатыми обоями. Скорее всего, текстура из крохотных изображений умерших людей не вызовет у созерцателя эмоциональный всплеск, потому как он не будет думать о людях как таковых, а будет представлять некий образ, абстрактную картину. Девис заключает:

Но почему тогда люди из группы «синоптиков» неправильно прогнозируют свои чувства, полагая, что они будут больше расстроены от большего количества жертв? Ответ стоит поискать в загадках эволюции нашего мозга. В последнее время набирает силу теория двух систем мышления, согласно которой наш мозг представляет собой своеобразный конгломерат старых структур («старого мозга») и новых структур  («нового мозга»). «Старый мозг» эволюционно старше, он достался нам от древних предков и практически не менялся за всё время существования человечества. Это часть нашего мозга, которая наиболее схожа с мозгом животных. Вот почему, например, мы смогли узнать так много о зрительной системы человека путём изучения этой системы у кошки. Старый мозг в основном связан с восприятием, действием и эмоциями и расположен ближе к затылочной части головного мозга. «Новый мозг» находится в лобных областях (префронтальная кора) и, как принято считать, специализируется на самоконтроле, оценке фактов, анализе — всём том, что связано с пошаговым мышлением. С точки зрения эволюции этот «новый мозг» образовался совсем недавно (эту теорию двойной системы популяризировал в 2011 году нобелевский лауреат Даниэль Канеман в своей книге «Мышление: быстрое и медленное»).

Однако не всё так просто. Помните, у нас есть ещё одна группа? Так вот, контрольной группе участников, названных «экспериментаторами», предложили прочесть газетные статьи полностью и сразу рассказать о своих чувствах. То есть эти участники не прогнозировали свою эмоциональную реакцию, а описывали текущее состояние. Вопреки ожиданиям оказалось, что в действительности чувства тех, кто читал о 10 000 погибших, не отличались от чувств тех, кто читал о малом количестве жертв. Исследователи называют подобный эффект «эмоциональной безграмотностью».